Искусствовед, почетный член РАХ, Валерий Васильевич Рязанов о Тимофее Федоровиче Теряеве

У каждого, глубоко искреннего художника есть свое измерение в искусстве. Это не только взгляд на мир и свои профессиональные принципы воплощения видимого и знаемого, но и нечто большее.

Ведь можно быть мастером, иметь талант от Бога, но всю жизнь приспосабливаться к меняющимся потребностям дня, спокойно и бесхлопотно плыть по течению, лукавить, а то и просто лгать. Лгать людям, миру, а прежде всего себе. Подобное искусство канет в Лету так же скоро, как скоро изживает себя меняющаяся конъюнктура потребительского в мире духовного.

На протяжении все своей творческой судьбы донской живописец Тимофей Федорович Теряев не был баловнем публики, так как не подстраивался под нее и не превращал свое искусство в предмет широкого потребления.

Художнику удалось уберечь себя от соблазна идти вслед за кем-то, входившим в то или иное время в моду в искусстве, наверно, в силу цельности натуры и жизненной самостоятельности. Хотя собственные кумиры были у Тимофея Федоровича в русском искусстве и среди европейских мастеров.

О своей встрече с Мартиросом Сарьяном, который принял участие в судьбе Теряева как художника он вспоминает: «Однажды побывав в мастерской Сарьяна, я увидел истинное величие этого мастера и понял, что эта кажущаяся простота доступна немногим».

Вероятно, то обстоятельство, что молодость Теряева прошла в довольно суровых жизненных условиях и в искусство он пришел уже достаточно зрелым человеком со сложившимся характером, не могло не сказаться на его мироощущении как творческой личности.

Острота художнического видения, внутренняя собранность и умение делать необходимый отбор во всем многообразии предметного окружения, способность к обобщению и емко формировать образ природного мотива, скупо, но выразительно и точно излагать свое представление о характере и пластических особенностях модели – эти качества и определяли творческую индивидуальность Теряева и его художническую манеру письма.

В работах автора заметно стремление к синтезу материального в пластической интерпретации и осмыслении предметного мира. Именно материального, а не иллюзорного, пластического, но не декоративистского, как самоцель. В его ранних работах есть желание ощутить вещи.

Мы видим, как глаз художника внимательно всматривается в изображаемый предмет, словно бы ощупывает и взвешивает его, дабы познать его плотность, постичь внутреннюю структуру, не изолируя его от единого, целостного мира материальной и световоздушной среды.

«Многие говорят, что основа живописи цвет, это не верно, основа живописи – тон, - утверждает художник, - я всегда стремился к правдивому тону, часто писал один и тот же мотив и всегда удивлялся богатству живописных впечатлений, испытываемых художником при работе в тональной живописи».

Произведения Теряева, созданные в 60-е и в начале 70-х годов, служат убедительным подтверждением того, что концепция живописца стала его основополагающим принципом художественного видения не вдруг, а была присуща его искусству изначально. Об этом говорят прежде всего портреты – жанр в творчестве художника несомненно главный, работе в котором он отдает всего себя всецело и самозабвенно. Кто видел, как пишет Теряев, тот знает, насколько тщательно и серьезно готовится он к работе над образом человека, как внутренне настраивает себя на этот, очевидно, священный для него акт, суеверно боясь каких-либо внешних помех или внезапных сбоев в собственном настроении.

Модель для художника – вечная тема и вечная проблема. Здесь начало всех начал, мучительного поиска, порою бесплодной борьбы, отчаяния и высшего счастья вдохновения.

Искусствовед, почетный член РАХ, Валерий Васильевич Рязанов.

Каталога выставки «Тимофей Теряев. Живопись». Москва – 1991.